Три подруги, Инка, Таня и я , решили летом съездить погостить в киргизский городок Талас. Танюша родом из этого местечка, приехала учиться в Ташкент и на каникулы пригласила нас к себе. Нам было по восемнадцать, уже не маленькие, вполне самостоятельные девицы. Мы с радостью приняли приглашение, ведь так хотелось уехать куда-нибудь из под родительской опеки.
Инкины родители тоже собрались отдохнуть, но не с нами, а в Сочи и свою младшенькую пятилетнюю Киру дали Инке в нагрузку.
Кира была милым ребенком: огромные голубые глаза, улыбка во весь рот, ворох светлых кудряшек. Инна заплетала две косички, укладывала их корзиночкой, повязывала голубые банты и наша кукла представала во всей красе.
Так вчетвером мы поехали в Талас. Пока я не подружилась с Таней, о таком месте я и не слышала. А оказалось, что у него своя богатая история. Там есть озеро Манас, гора с этим же наименованием и могила былинного богатыря Манаса. Таня нам рассказывала, что эпос о подвигах Манаса народное достояние Киргизии. Интересно было слушать и познавательно.
Сам по себе Талас — поселок городского типа, чистый, ухоженный, с одной центральной улицей. Население его было очень разнообразным и колоритным. Вдоль дороги стояли дома трех типов и их различия были такими явными, что сразу бросались в глаза. Белые, как-будто только что выкрашенные, дома с красивыми двориками, курами, коровами и собаками, принадлежали русским и украинцам. Высокие дома, украшенные красивой кирпичной кладкой, деревянными резными наличниками и медными дверными ручками и колокольчиками у входа, принадлежали немцам. И обязательные свиньи во дворе, розовые и толстые.
Двор с юртой по самому центру принадлежал киргизу. Первый раз именно в Таласе я увидела этот замечательный дом: деревянный каркас, уложенном полукругом, был обернут разноцветным войлоком, украшенном нацилнальным орнаментом. В этих дворах паслись овцы и кони. Что называется — каждому свое. И каждый охранил свою неповторимую самобытность.
Наша Таня жила с мамой в большом замечательном доме с участком, на котором умещался крохотный огородик, несколько вишневых и абрикосовых деревьев и малинник. Такой крупной и сладкой малины я в своей жизни не ела и паслась там каждое утро, невзирая на колючки и комары, которые, как и я очень любят спелую малину.
Все складывалось прекрасно. Мы были сами себе хозяйки. Танина мама рано утром уходила на работу, при этом успев приготовить что-нибудь вкусненькое. Об обеде мы должны были позаботиться сами. Овощи зрели на грядках, зелень на любой вкус. Мы не были опытными поварихами, а тут появилась возможность поучиться и поэкспериментировать.В один прекрасный день, посоветовавшись друг с другом, решили приготовить овощной суп. Поставили грудинку на огонь, Таня снимала пенку и следила за бульоном, я шинковала овощи. Хотелось, чтобы все выглядело красиво: морковка тонкими кружочками, капуста кружевной соломкой, картошка кубиками, лук полукольцами. Мы вычитали в поваренной книге, что овощи не следует закладывать все сразу , а в определенной последовательности, чтобы сохранить неповторимый вкус каждого в отдельности. Суп выглядел, как на картинке аппетитно и издавал вкусный аромат. Мелко нарезанные укроп, петрушку и лучок запустили в последнюю очередь. Ну вот, наш овощной красавец готов. Дали ему немного настояться и как раз пришло время обедать.
Инка все это время занималась воспитанием ребенка, то есть ничего не делала, а Кира расположилась на кухонном столе и разукрашивала картинки, которые вчера купили в книжном магазине.
— Художницы, закругляйтесь, — скомандовал шеф-повар, — будем обедать.
— Не хочу, — заявила Кира, не сдвинулась с места, послюнявила синий карандаш и стала обводить нарисованную бабочку.
— А мы хотим и тебе пора кушать, ты плохо позавтракала, — воспитательским голосом сказала Инна.
— Не буду, — ответила Кира, не отрываясь от разукрашки.
— Ну Кирочка, ну солнышко, — засюсюкала Таня.
— Не буду, — отрезала Кира.
— Ну все, я тебе не мама, — сказала Инна, сгребла карандаши в коробку и забрала разукрашку.
Кира заревела с такой силой, что мы с Таней испугались. Инка, привычная к этим каждодневным домашним концертам, невозмутимо положила карандаши и тетрадку повыше на шкаф, коротко сказала:
— Будешь!
Кира ревела, как раненный зверь, крупные слезы текли по щекам, вся красная от усердия и мокрая и продолжала орать:
— Не хочу, не буду…….
Мы с Таней тем временем накрывали на стол. Таня протерла клеенку, нарезала черный хлеб аккуратными брусками, достала из холодильника домашнюю сметану, в которой ложка стояла. Я достала из супа грудинку, дала стечь остаткам бульона, положила в большую тарелку и нарезала ровными кусками, чтобы все досталось и Таниной маме тоже, когда она вернется с работы.
Мы любовно хлопотали, строя из себя заправских хозяюшек, а Инка воевала с Кирой.
Я разлила суп по глубоким тарелкам, в каждую положила по ложке сметаны, по куску грудинки и пригласила всех за стол.
Суп не был таким вкусным, как казался, но есть можно было.
Кира категорически отказалась присоединиться к эксперименту:
— Горячо! — орала она.
— Я тебе подую, — уговаривала ее Инка.
— Морковку не буду, — продолжала Кира.
— Я ее вынула, — протягивала Инка ложку с супом в сторону Киры.
— И капусту не буду — продолжала несносная девчонка.
— Вот и капусту выкинула.
— И лук выкинь.
— Выкинула.
Мы с Таней ели и молча наблюдали эту баталию со стороны.
Я спросила у Инки:
— Она всегда так ест?
— Всегда. Только дома с ней папа и мама возятся.
Я говорю Инке:
— А ты себя помнишь в детстве? Как ты ела?
Мы с Инкой дружим с самых малых лет, с ясельной группы детского сада. И я помню, как она ничего не ела, ходила тонкая и бледная и упрямо отказывалась есть, а если бедной воспитательнице удавалось что-то запихать ей в рот, она это откладывала за щеку и держала до конца дня, пока папа или мама не заберут ее домой. А что было с этим куском никто не знает. В детском саду ее называли «капушой» и по сему видно, они с Кирой не только одной крови.
Пока я вспоминала былые дни, мы с Таней закончили трапезу, а Инка с Кирой и не начинали. Суп в их тарелках остыл, капуста с морковкой горкой лежали на клеенке, в тарелке осталась одна жижка, а Кира не сдавалась:
— Вот еще лук, вот еще капуста. Не буду……..
У Инки кончилось терпение:
— Не будешь?
— Не будууууууууу…..
Все остатки супа оказались на Киркиной голове.
Бульон стекал по щекам, а капуста и лук аккуратно уложились в корзиночке из косичек. Кира заорала так, что из соседних домов повыбегали возмущенные граждане:
-Что вы творите? Что над ребенком издеваетесь? — кричали заботливые соседки.
— Она есть не хочет, — оправдывалась Инка.
— Чем вы ее кормите? Ребенок уже час надрывается?
— Супом, овощным.
— Сами ешьте свою гадость.- сочувствовали Кире тетки. — Не знаете чем ребенка кормить, не беритесь!
Кира, почувствовав неожиданную поддержку из вне, заорала с новой силой. Что текло по ее лицу, уже не ясно, то ли слезы, то ли сопли, то ли остатки бульона просочились из корзиночки на голове. Она бегала по двору с капустой на лице и не давалась Инке в руки.
— Идем, я тебя искупаю.
— Не хочу. Я все маме скажу.
— Скажи, скажи, как ты ничего не ешь. Больше ничего не получишь.- подытожила Инка.
Кира еще не скоро успокоилась. Она всхлипывала и думала, что может не стоит так категорически отказываться от еды. Пока орала, она так проголодалась, но гордость не позволяла признаться. Да и в капустных обрезках не понравилось мотаться по двору.
Это был последний такой яркий концерт. Она ела неохотно, привередничала, но больше не доводила миролюбивую Инку до последней стадии кипения.
Нам этот отдых запомнился надолго. Тихий уютный городок, красивое озеро, бархатные ночи, вечерние прогулки, неповторимый опыт приготовления блюд и не совсем удачные попытки заставить их есть капризного избалованного вниманием и любовью ребенка. Интересно, а Кира помнит? Ей сейчас лет тридцать пять?!
Посмотрим. Инка отправила ей рассказ почитать.
Помнит. Такое издевательство никогда не забывается.