Куженкино. Боевые будни командира мотострелковой роты

На учениях мне довелось покомандовать некоторое время мотострелковым батальоном в Куженкино-2, а затем, когда после первых, самых тяжёлых дней, комбат возвратился из госпиталя, уже мотострелковой ротой. В должности командира роты утвердили уже после окончания учений.

Вскоре мне поручили проведение показных занятий по огневой подготовке. Приказ о назначении уже состоялся, но я всё ещё командовал первым взводом первой роты первого батальона. Во время перерыва услышал краем уха, как кто-то из офицеров спросил у командира полка Георгия Дымова:

– Так Шахмагонов примет комендантскую роту?
– Нет, он примет другую роту, совсем другую…
После занятий я поинтересовался у Дымова, что за роту имел он ввиду.
Тот ответил уклончиво:
– Интересная рота! Личного состава там раза в полтора больше чем у нас в полку.

Дело в том, что в кадрированном полку, которым командовал Дымов и в котором я служил командиром взвода, было немного развёрнутый подразделений. К примеру, из мотострелковых рот развёрнута, да и то не до полного штата, была лишь одна – первая.
Я попытался узнать подробности, но Дымов сказал:
– Вот что. Толком я и сам ничего не знаю. Приказано подобрать офицера, надёжного, грамотного офицера.

Вот я и рекомендовал тебя. Заметь, это не ссылка – все, кто не справляется с ротой, возвращаются назад, в полк. Так что не думай, что от тебя избавляемся.
– Я и не думаю. Вижу ваше отношение, благодарен за постоянную поддержку, за доверие!!!
– Так вот завтра тебе надо прибыть к начальнику отделения кадров дивизии. Он всё подробно и объяснит.
В 10.00, как и было указано, я вошёл в кабинет кадровика. Сухощавый подполковник встретил приветливо.

– Садись, садись, лейтенант. Разговор предстоит серьёзный, – указал он на стул, выслушав мой доклад о прибытии.
– Слушаю вас…
– У командования есть мнение направить тебя на должность командира отдельной местной стрелковой роты, которая несёт службу по охране Центральной базы боеприпасов под городом Бологое.
– Мотострелковой, – зачем-то вставил я.
– Нет-нет, именно местной стрелковой – подчеркнул кадровик, улыбнувшись. – Звучит непривычно?
– Да, пожалуй, – согласился я.
– Вполне понятно… В училище, небось, о таких подразделениях и не упоминалось. А между тем, существуют местные стрелковые войска, созданные для охраны серьёзных военных баз и в первую очередь Арсеналов и баз боеприпасов.

Это, проще говоря, караульные роты. Ну а ты начинал службу в бригаде охраны Министерства обороны. Тебе и карты в руки. Опыт!!!
– В бригаде охраны всего год служил, – уточнил я.
– В нынешние времена омоложения армии и год – срок солидный. Да вот хоть ты – и двух лет после училища не прошло, а уже ротный. В наше время такое немыслимо было. Ну, по крайней мере, три, четыре, даже пять лет надо было взводом покомандовать.
– Караульная рота, – проговорил я. – И где же она дислоцируется?
– Недалеко от города Бологое. Я говорил… А точнее… Вот тут указано: войсковая часть 83420. И указано –

Куженкино. Населённый пункт так именуется. Что тебе хочу сказать?! Каждый год мы туда направляем офицеров, но… через год они возвращаются. Не справляются… Рота нелёгкая. По штату двести сорок человек, да ещё сорок восемь караульных собак. В роте пять взводом – четыре стрелковых и один – собаководов. Кроме того, два отделения – хозяйственное и охранно-заградительной сигнализации. Своё хозяйство. Столовая, склады. Да… Ещё три автомобиля – два уазика и один грузовой. Ну а ротному положен мотоцикл с коляской для проверки караулов – том вроде как периметр охраны в два десятка километров. Уазики – для быстрой доставки резервных смен к месту нападения на посты. Вот, собственно, и всё, что мне известно. Так что будешь маленьким командиром части… По нашим меркам – больше чем комполка.

Кадровик рассказывал всё это, пытливо изучая меня, наблюдая за реакцией. Он понимал, что есть у меня все основания возражать, ведь это не совсем то, ради чего я окончил Московское высшее общевойсковое командное училище.
– Да, – неожиданно прибавил он. – Учитывая сложность задачи, которую предстоит решать, есть мнение такое… Если прокомандуешь три-четыре года без происшествий, возвратим в дивизию сразу на должность командира батальона, минуя начальника штаба. Между нами говоря, так, не для особых разглашений – продержишься три-четыре года, и комбат. Говорить о каких-то невероятных успехах, судя по тому, что мне известно, не приходится.

Рота не из лёгких. До тебя там было уже одиннадцать человек, но, как правило, снимали их и возвращали на ту должность, с которой они туда отправлялись. И сейчас там командует капитан, у которого всё из рук вон плохо. Ну а потому, неволить не будем! Что толку силком загонять – через год вернёшься, и нового искать придётся. Даю время подумать!
– Готов принять роту! – твёрдо ответил я.

– Вот как? Ну что ж, сегодня же доложу в штаб округа. Ты из нашего подчинения выходишь. По внутренней службе будешь подчиняться командованию базы боеприпасов, а по кадровой – непосредственно штабу округа. Но возвратишься во всех случаях в дивизию. Так решено!

Почему я так смело и решительно согласился? Сказать трудно. Вырываясь из бригады охраны, рассчитывал попасть во 2-ю гвардейскую таманскую дивизию, которая дислоцировалась частично в Москве, частично под Москвой, в Алабино. В то время, о котором идёт речь, один мотострелковый полк стоял в Лефортово, другой – возле станции метро Беговая.

Это полки на бронетранспортёрах. Ну а полк на боевых машинах пехоты, танковый полк, артполк и отдельные батальоны, дивизионы и прочие подразделения дислоцировались в Алабино. Штаб дивизии находился в Лефортово в той же «коробочке», что и один из полков. Я рассчитывал, что едва попаду в дивизию, меня сразу заберут в дивизионную газету – потому и рвался из бригады охраны, в которой служба была вполне приличной.

Но… кадровики, разгадав замысел, направили в дивизию кадрированную, в которой не было по штату дивизионной газеты. Впрочем, друзья из газеты Московского военного округа «Красный воин», которые и хотели осуществить этот перевод своего невероятно активного военкора, в течение всего времени, пока я служил в Калинине, продолжали свои попытки перевести меня, и такой перевод с дивизионку Кантемировской дивизии едва не состоялся.

Сорвался он по непонятным мне причинам. Когда уже, казалось, всё сложилось, из управления кадров округа позвонил кадровик и предложил мне должность пропагандиста полка в мотострелковой дивизии, которая дислоцировалась в Курске. Я и не знал тогда, что это за дивизия, не знал, что такая же кадрированная, что и та, в которой служил.

Пропагандист – должность не бей лежачего. Видел я майора, который слонялся у нас в полку без дела. Разве что выпуск боевых листков и стенгазет на его совести, ну ещё политзанятия с офицерским составом. Но я вовсе не искал тёплого места и лёгкой службы – меня интересовала журналистика. Ну а уж коли не журналистика, то – тогда уж командная работа, хотя она, естественно, и потяжелее пропагандисткой.
Посыпались «прельщения»: и оклад выше, и должность майорская, а у корреспондента-организатора дивизионки категория как у взводного – «старший лейтенант»

Отказался я… Ну и перевод в дивизионку кто-то заблокировал. Отказался даже не подозревая, что дивизию в Курске в срочном порядке развёртывали до полного штата, чтобы отправить в Забайкальский военный округ, на всё ещё к тому времени не успокоившуюся границу с Китаем. Группировка войск усиливалась, создавалось оперативное командование на Дальнем Востоке.

Так что предлагаемая не по летам должность пропагандиста вполне могла закрыть мне путь в военную журналистику, ибо что ни говори, а ведь все журналы и Военное издательство в столице – в Забайкалье же разве что дивизионные газеты, ну, конечно, окружные. Армейских газет в Сухопутных войсках в мирное время не было.
Наверное, на решение командования отправить меня на отдельную роту

повлияло и то, что постоянно меня куда-то сватали. Когда же командир полка, желая как бы закрепить меня за полком, предложил квартиру в Калинине, правда, с условием, что и я и жена и дочь выпишутся из Москвы, я отказался.

Был я на хорошем счету, но вот эта нестабильность командиру не нравилась. Да и мне как-то неуютно было в Калинине – с переводом в военную печать дело не двигалось, квартиру получать ценой потери Московской прописки было нецелесообразно, но и жить на съёмной квартире, вырываясь в Москву по выходным, тоже не очень здорово. А тут база в глухом населённом пункте… Причём, для получения квартиры там выписываться не нужно было – на таких вот точках жильё, естественно, временное. Редкий случай, чтобы там обосновывались офицеры на всю жизнь и туда уходили в запас. Разве что офицеры ГРАУ…

Но у них и служба иная, а мотострелки и танкисты, как правило, служили если и не в самих городах, то вблизи городов. Каждая такая дивизия не могла не опираться на город, ибо в случае войны, на её базе развёртывалось ещё одно соединение.
И вот я дал согласие… Оставалось дождаться приказа, ну а приказы такого характера не заставляли себя долго ждать.

А в Калинине было в разгаре лето. Купание на Волге великолепно. Служба же моя состояла теперь в основном в несении службы начальником караула. Хоть и стал я командиром роты, но командиров взводов, кроме как в первой роте, не было, а моё повышение и вовсе лишило эту роту полного комплекта. Были ещё два взводных – один двухгодичник лейтенант Герасимов, а вечный лейтенант Вася Малый, добрый малый и заядлый пьянчужка. Но не сетовал… После того, как в Москве, в бригаде охраны заступал в караул, где было под сорок человек, в числе которых помощник начальника, два разводящих, возглавить в караул, рассчитанный на два поста – то есть, шесть солдат, один сержант – разводящий, ну и начальник караула, труда не составляло.

Особенно когда заступать приходилось в дальний караул по охране склада боеприпасов. Там просто курорт. Проверяющего за версту слышно, а на охраняемой территории грибы хоть косой коси.
На выходные в Москву я уже не рвался. И были на то причины.
Любовь? Влюблённость? Увлечение? С высоты нынешнего опыта, конечно, любовью я бы то, что озарило меня тем летом в Калинине, не назвал. Но…
Впрочем, обо всём по порядку.

В Калинине я тем летом успел немного побезобразничать. А тут началось всё как-то неожиданно. Мы с приятелем пришли на обед в офицерскую столовую. В тот день несколько припозднились – задержались на занятиях. Основная масса офицеров уже прошла, и мы оказались у раздачи блюд в соседстве с двумя девушками в белых халатах. Это были медицинский сёстры медсанбата. Пока выбирали блюда, разговорились, сели не за один столик, но за столики рядом. И продолжали разговаривать. На обед в дивизии выделялось два часа для тог, видимо, чтобы офицеры могли успеть доехать до дому – Калинин не

Москва, да к тому же в те годы о пробках там и не слыхивали.
Из столовой вышли вместе с девушками. Приятель мой предложил сходить искупаться – день выдался жаркий. Идея всем понравилась. Мы успели искупаться в Волге, позагорать и во время вернуться на работу. Одна из девушек мне очень приглянулась. Звали её Галя. Договорились встретиться после службы.

Встретились… Погуляли немного по городу. Кажется даже однажды ухитрились сходить с ней в ресторан «Селигер», что на главной улице «Советской» в самом центре. Рестораны тогда были в основном при гостиницах или вокзалах. Этот был при гостинице «Селигер». По тем временам почти что элитной. Не помню, был уже к тому времени построен «Мотель» на окраине города, близ выезда на трассу в сторону Ленинграда. Если был, то он лишь мог соперничать.

Я тогда не был особенно дерзким соблазнителем, но после ближайшего караула, набрав грибов, пригласил Галю на квартиру, в которой снимал комнату. Хозяйка была сверх «современная». Не препятствовал в этаких делах. Посидели, съели грибы, выпили чего-то, ну и каким-то образом удалось оставить Галю у себя. Комнатка, которую снимал, была невелика. Продолговатая такая комнатка с одним окном и кроватью справа от входа. Какая-то простенькая мебель, то ли шкаф, то ли тумбочка справа.

Для чего мне понадобилось всё это? Вот теперь и ответить не могу на этот вопрос. В той среде, в которой я тогда служил, подобные вещи не только не порицались, но напротив, становились как бы эталоном заслуг. Чего только не рассказывали в курилках. К примеру, похождения во время уборки урожая вообще были темой наиболее излюбленной.

В то время дивизии формировали так называемые целинные батальоны. Назначались туда офицеры, призывались из запаса водители и батальоны, в которых было по нескольку десятков, а может и сотен машин, отправлялись в путь. Машины брали не только в дивизиях, но и в народном хозяйстве. Формировались батальоны по весне, а возвращались офицеры из столь длительной командировки зачастую к концу года, ведь технику ещё надо было отремонтировать и сдать.

Мне не довелось участвовать в подобных мероприятиях. Но рассказы слышал. Впрочем, не бравады ради познакомился я с милой девушкой, точнее женщиной, которая женщиной-то стала недавно с любимым, который внезапно, совсем молодым ушёл из жизни. На ней ещё лежала печать трагедии, она нет-нет да вспоминала, как он «уходил» почти что у неё на руках… Ну а близость с ним, хоть и была, но, как видно, весьма и весьма недолгой.

То есть никакого опыта в этом вопросе Галина не приобрела. Что же касается дивизионных флиртов, то от них сначала уберегала любовь к тому её почти что жениху, а потом, едва она оправилась от потрясения, появился на её пути я.
Она была очень мила, стройна, кротка и скромна. Я не скрывал, что женат, но не скрывал и то, что с женой что-то никак ничего у меня не получается. Я не обещал развестись и жениться на ней, но не могу не сказать, что не подумывал об этом.

В том возрасте многие кажутся себе совершенно безгрешными… Да, вот так – привозил в Калинин, но жить здесь не захотела, с ребёнком трудно… Теперь понимаю: конечно, трудно. Сколько было дочери? Едва ли полгода! И ехать из Москвы, из просторной благоустроенной квартиры, наконец, от мамы, которая помогала, в клетушку, к чужим, хоть и хорошим людям? Разве это разумно? К тому же служба моя такова, что не так уж много давала времени для общения – наверное, было даже лучше, когда вырывался еженедельно в

Москву, где ничто не отрывало от семьи. Не было варварских условий службы – если не случалось учений, то фактически удавалось ездить каждую неделю. Ну а ежели попадал в суточный наряд, скажем, с субботы на воскресенье, давали отгул в понедельник, и опять же можно было после наряда выехать и, сев на проходящий поезд, уже через два часа быть в Москве.

Была обида на то, что однажды, когда отпустили отдохнуть во время сбора по развертыванию дивизии, отдохнуть не дали… Была обида и на то, что когда вызвал жену в Калинин обманом – заявил, что может подъёмные получить – а она разозлилась на вызов… Но всё это, как теперь видится, всё-таки мелочи, ведь она была при дочке, которой не исполнилось и года!!!

Но иначе я думал тогда: «Ах, раз так! И здесь женщин много!» Ну а уж Калинин всегда славился огромным численным перевесом прекрасного пола, благодаря ткацким фабрикам и комбинатам, перевесом, уступающим разве что Иванову. Правда, с ткачихами знакомиться не доводилось, первые знакомства и встречи были не столь яркими и забылись почти, а вот эта – с Галиной – осталась в памяти.

Я перестал ездить в Москву, тем более жена была на даче, а это значит предстояло с Ленинградского вокзала перебраться на Курский и снова в электричку, причём куда-то за Электросталь. Далеко! Получалось, что всё время уходило на дорогу.

Да и зачем ехать, когда в Калинине так хорошо! Мы даже за город выезжали небольшой компанией. Некоторые выходные проводили в общежитии, в котором у Галины была хорошая комната. А перед комнатой ещё и холл, где бы иногда даже вечера устраивали. Она была чем-то удивительна и необыкновенная. Порою лежим, отдыхаем после бурной ночи, и вдруг она встаёт, во всём своём обнажённом великолепии и не спешит одеваться – даёт полюбоваться собой.
Однажды в выходной в дверь весьма решительно постучали. Мы едва успели одеться. Я сел к столу, изобразив чаепитие.

Вошёл подполковник, начальник тыла нашего полка. Подивился, увидев меня. Я что-то невразумительное стал объяснять, но он улыбнулся и сказал:
– Занимайтесь, занимайтесь по плану!
Забегая вперёд скажу, что встретил я этого подполковника в Судакском военном санатории, когда приехал туда уже из Куженкино. Он пожурил меня, но не за то, что застал у его подчинённой (за медсанбат отвечал наш полк), хотя это и было подразделение дивизии, а за то, что заставил страдать дивчину!!!

Оказалось, что она долго переживала мой отъезд, который можно было считать непреднамеренным разрывом. Но об этом в своё время.
А пока было безоблачное, жаркое лето в Калинине, были заступления в караул и возвращения оттуда с грибами. Были встречи… Хозяйка и её мать, очень добрая старенькая бабушка, относились к Гале прекрасно.

Мне было хорошо с ней, и о жене старался уже не думать. Мало понимал, как сложно, совсем не оперившись, не имея угла, идти на какие-то решительные поступки. Хотя, ведь это же было советское время.
Предположим, я бы развёлся и женился на Гале. И, конечно, забрал бы её в Куженкино. А там ожидали условия, вполне для семьи приемлемые. Ну а дальше? Дальше сложилось бы так, как сложилось. Может, так бы и шло всё своим чередом. Уехал бы в Куженкино, один бы уехал – жена наверняка бы в Москве продолжала жить. А что… Так удобнее. Правда из Куженкино я бы не смог ездить не только раз в неделю, но и раз в месяц.

Там ведь ещё нужно добраться до станции Бологое, а автобусы два раза в день. Да и дорога до Москвы вдвое дольше. Да и отдельная рота на шее – это не фунт изюма. Рота почти под окнами дома, да такая рота, что глаз да глаз. Опять забегаю вперёд. Но лишь для того, чтобы прикинуть, а что могло быть? Да ничего – поехала бы Галя со мной хоть на край света, а жена к этому пока была не готова. Готовность её на подвиги я сам спровоцировал.

Жизнь наша так устроена, что мы оказываемся в плену событий, которые кажутся случайными. Вот такая случайность произошла, когда я ждал приказа о переводе. Неожиданно командир полка приказал явиться в штаб дивизии для получения и доставки в штаб округа секретных документов. Явился, как и приказали, рано утром, но… оказалось, что нужно было прибыть вооружённым. Вернулся в полк за пистолетом. Выдали пистолет, но патронов не выдали – строго было в отношении оружия, а тут одному поездом в Москву. Снова прибыл в секретный отдел дивизии. Пистолет, кобура – всё на месте.
– Достаньте пистолет, – потребовал офицер штаба. – Выньте обойму…

Увидев, что обойма пуста, рассердился и позвонил в полк. Поездка подзадержалась. Отвёз-таки я документы. Ну и заглянул домой к жене. Она оказалась на даче. А её мама, увидев меня, сразу заявила, что нужно срочно отвезти продукты на дачу. Этого я сделать не мог – отклоняться от маршрута не имел права, ведь и в дивизию я вёз какие-то документы. Но я не стал указывать на объективные обстоятельства, а заявил:

– Да не хочу я к ней ехать… Хватит… не хочет жить со мной, как хочет. Я нашёл в Калинине настоящую женщину…
И уехал… И так уж попал едва ли не на последнюю электричку, и к Калинину подъезжал поздновата. Видя офицера с пистолетом в кобуре, народ группировался на всякий случай вокруг того сиденья, где я устроился – вагон был полупустой. Интересно, что в то время опаснее было, наверное, демонстрировать пистолет, нежели его прятать от посторонних глаз. Ведь оружие бандитам доставать было ой как трудно. Чай не демократия!!!

Да и мог ли я применять оружие? Хотя, наверное, в то время это применение было бы оправдано. Секретность была превыше всего, хотя зачастую секретность заключалась лишь в том, что в документе указывались номер дивизии и номер полка. Причем эти номера знали в Калинине даже девчата весёлого поведения, досаждавшие звонками караулы. Так и спрашивали, ты мол, из четыреста шестнадцатого или четыреста двадцатого полка. И порой сами поправлялись – ой, забыла, сегодня же четыреста восемнадцатый в наряде.

Итак, заявление я сделал…
А буквально через несколько дней мне сообщили, что жена с отцом и с ребёнком – ребёнок был привезён как способ давления – явились на проходную и стали требовать встречи с командиром полка. Дымов помнил, как я привозил жену в город и как через неделю взмолился, чтобы он отпустил отвезти её… Он был на моей стороне – никто же и не задумывался, целесообразно ли жить на съёмной квартире с грудным ребёнком, когда до Москвы рукой подать.

Жена знала, где я снимаю комнату, и когда командир не принял, отправились они с отцом прямо туда. Началась вялотекущая сцена. Мы вышли погулять на берег Волги.
Я пояснил, что меня переводят служить в лес, в глушь. Уже знал, что от райцентра до базы около 20 километров! Но жена заявила, что поедет хоть на край света – главная причина развода отпадала. Вот тут и возникал вопрос, а зачем разводиться, зачем менять жену на другую женщину, которую и знаю-то всего ничего. Впрочем, наверное, я так уж не думал, а просто отступил перед обстоятельствами. Да и жена старалась изо всех сил быть в ту встречу совсем другой, нежели прежде…

И вот получено предписание… Жена приехала в Калинин, чтобы вместе со мной отправиться к новому месту службы. Пока, конечно, без дочки. Сразу всё встало на место. И с дочкой её мама осталась спокойно без возражений.
Путь не дальний… Кажется, поехали на электричке, что, конечно, опрометчиво, поскольку электрички до Бологое ходили уж очень долго, спотыкаясь на каждом крохотном полустанке. Электрички старенькие, с плоским носом, с небольшими вагонами, деревянными скамейками в них и ступеньками в дверях для выхода не низкие платформы. В ту пору высокие платформы были далеко не на каждой станции.

От Бологое нужно было ехать на автобусе до Куженкино. Заранее я звонить не стал в часть – считал, что не великая я птица, чтоб встречали на машине, хотя это, как впоследствии оказалось, обычное дело.

Бологое… Думал ли я ещё несколько месяцев назад, ранней весной или даже ещё зимой о том, что попаду я в этот городок не случайно, на несколько дней, а для службы на несколько лет – не в сам конечно, городок, но так уж расположена была часть, что Бологое играло в жизни офицеров важную роль. Всё же райцентр. Несколько месяцев назад привозил я сюда броники для съёмок фильма «Операция с Новым годом». И даже успел съездить в Москву «на побывку», чтобы привести хоть какие-то средства для выпивона с комбатом, большим любителем этого дела.

Тогда я в Москву поехал на скором, а вернулся на каком-то пассажирском, который тащился почти как электричка. Кажется, назывался он почтово-багажным и было в составе всего два или три вагона пассажирских. Приходилось и такими поездами пользоваться, чтобы попасть ко времени в Бологое.
Вот и Куженкино… Но оказалось, что это ещё не конечный пункт. Ехать надо дальше, в лес… Автобус упёрся в ворота с большими красными звёздами на створках. Дальше его не пускали. Здесь он делал разхворот и ждал пассажиров из городка.

От КПП направили в штаб части, который оказался в километре. Плохая асфальтовая дорога, кое-где переходящая в гравиевую привела к типовому двухэтажному зданию с подъездом посредине. Жена осталась у здания. Я прошёл к командиру.
За столом в кабинете сидел грузный полковник, сидел несколько полуобернувшись и постоянно кашлял – как выяснилось потом, последствия ранения. Фронтовик. Миномётчик, кажется, войну закончил командиром миномётной батареи. Инженер-полковник (а вскоре полковник-инженер) Тополев Лорис Константинович. Именно ЛОРИС?!?! Потом уж я узнал, что отец его был не то первым командиром, не то первым комиссаром этой базы сразу после революции. Стало быть, база довольно старая – ещё Русскую Императорскую армию обслуживала.

Представился по всей форме. Не запомнилось, о чём говорили… Вот когда я представлял своего сменщика, запомнилось больше, потому что колоритным было представление, а моё – более чем рядовым.
Плох ли командир или хорош – это не важно, это всё потом выясняется, да и не было тогда целиком плохих или целиком хороших офицеров. Главное одно – заботу проявляли о вновь прибывших офицеров сразу.

Прежде забота о размещении, о создании хотя бы элементарных условий, а уж потом всё остальное.
Нас отправили, кажется, на командирском «газике» в гостиницу – маленький домик на несколько комнат. Потом уж на моих глазах была отстроена довольно приличная гостиница, в которой не стыдно остановиться, там даже начальник ГРАУ маршал артиллерии Кулешов останавливался. Ну а когда прибыл, поселили так, где могли поселить, пообещав в скором времени квартиру.
Обещанию я не слишком поверил, но не слишком и прихотлив был в то время.

Вечером вышли погулять, за проходную вышли, в лес. Не знали, что там лес не грибной и идти нужно совсем в другую сторону – в направлении к деревни Шлинка. В районе было озеро Шлино, реки Шлина и Шлинка, ну и деревня конечно.
Первый день в этой войсковой части, вернее – первый вечер. Как оно там будет завтра, после завтра… Что ждёт? Назначение на эту роту явно не приближало к цели – переходу в журналистику, а скорее отдаляло. И уж раз решился, значит… да собственно ничего не значит. Может, просто надоело быть в подвешенном состоянии.

Интересно что даже служа в Калинине, в дивизии, в первые и самые трудные месяцы, когда ещё не снял комнаты близ части и приходилось по часу тратить на поездки в трамвае всегда битком забитом, а зимой ещё и промороженном, даже тогда не жалел об уходе из паркетной части, из бригады охраны, где, конечно, было во сто крат комфортнее, но в то же время… как-то напряжённо.
Быть может, это напряжение создавалось благодаря тому, что роты были большими, в некоторых по пять взводов, комплект офицеров полный, ну и претендентов на выдвижение в 4-5 раз больше чем должностей.

Впрочем, я совсем не думал там о продвижении. Во-первых, немало было таких опытных зубров!!! Которые прослужили уже не один год. А во-вторых тогда всё ещё не покидала надежда на журналистику. Даже находясь за штатом я несколько раз ездил в разные части, писал заметки.

Здесь всё по иному… Здесь рота, отдельная рота. Нет комбата, нет командира полка. База – это другое, это другая военно-учётная специальность, да и другие кадровые органы. Перейти, к примеру, в штаб части просто невозможно.
Сдавал роту немолодой уже капитан по фамилии Крюков. Имя и отчество не запомнил. Сколько он прослужил, не помню, но, кажется, продержался больше года. Остальные же держались в среднем год…

В роте нашёл запустение. Мне было с чем сравнивать. Прежде всего это училище!!! Затем – бригада охраны, где тоже было всё обустроено совсем неплохо. Что касается дивизии, то там казармы были неплохими, просто всё в миниатюре. Солдаты и сержанты полка умещались к одном спальном помещении!!! Этаж – полк… А здание ещё и поделено надвое – два входа. То есть – пол-этажа полк… А вот здания штабов полков были чуть ли не размером по площади с казарму. И это неудивительно – кадрированная дивизия – это хребет, на который мясо наращивается в случае войны. Это мне уже удалось увидеть во время развёртывания…

Ну а здесь казарма роты поболе чем штаб, и уж по площади поболе чем казарма всего полка.
Длинное приземистое здание протянулось в стороне от главной дороги части, параллельно этой дороге. За казармой – ещё два здания. В одном – столовая и кухня, в другом – продсклад. Вещевой был в другом месте – на охраняемом объекте.
Чуть дальше ещё домик и вольеры. В домике – казарма взвода вожатых караульных собак, ну и вольеры для собак… Ещё дальше – ротный свинарник. Словом, целое хозяйство.

На такую роту не молодого лейтенанта назначать надо, а кого-то, кому нужно дотянуть до пенсии, не помышляя о высоких званиях. Впрочем, судя по моему предшественнику, пробовали, да не получилось.
Трудно сказать, как правильнее… Уж больно велика рота – пять взводов, да два отдельных отделения… А офицеров? Командир, да замполит. Кстати, когда прибыл я в роту, замполита ещё не было. Некомплект!

Ну а все остальные – сверхсрочники. Прапорщиков ввели года через два. Старшиной роты был старший сержант сверхсрочной службы Артазеев, командиры взводов, кажется, все старшины. Первый взвод – Анохин Сергей Иванович, второе – Слесарев. Имя не запомнил. Третий, кажется, Чумаков, четвёртый… Нет, уже не очень помнится. Взвод собаководов – Бударин. Он выглядел посолиднее коллег, и как-то не вязался со взводов в 10 человек. Вскоре ушёл в военно-пожарную команду, когда вводили прапорщиков.

Сверхсрочники ещё могли перемещаться, а вот прапорщики уже нет.
Теперь чудно вспоминать… Из элитной части, где начальником караула я ходил почти на Красную Площадь… Рота была закреплена за штабом тыла. И вот из такой части, по существу с Красной Площади и в лес!!! А мне было радостно. Не очень как-то тянуло в шум городов. А тут Валдай, знаменитый Валдай, с его голубыми озёрами, грибными лесами, тихими реками. А какой воздух!!! Впрочем, тогда может я о воздухе не очень думал. Меня привлекало что-то другое, даже сам не знаю что. Карьера? Нет, о карьере не думал.

Меньше чем за два года ротным стать уже неплохо. Ещё даже не старший лейтенант, так что о должностях начальника штаба батальона и комбата думать рано. Тогда от лейтенанта до старшего было три года, от старшего до капитана тоже три года, а от капитана до майора и вовсе четыре. Привлекало то, что вот я – лейтенант. А фактически командир маленького полка!!! Не я придумал. Кто-то так сказал, а я запомнил.

Наутро представление роте, ну и приём и сдача дел. По уставу отпускается 5 суток, но… Впрочем, об этом позже… Акт приёма и сдачи я подписал через полтора месяца, хотя в командование вступил сразу – чего тянуть. Да и старый ротный не возражал. Ему всё порядком надоело.

На роту я обратил внимание ещё когда направлялся в штаб для представления. Помню штакетник невысокий, за ним сосны вековые, перед зданием асфальтовая площадка – строевой плац, необходимый для развода караулов. Перед ротой, вдоль здания – асфальтовая дорожка. А сама рота – длинное приземистое здание с большими окнами. По центру – вход, и два входа, запасных, с двух сторон у оконечностей здания.

Едва ли ни в первый день подошёл я к магазину, что совсем рядом с ротой и со старой гостиницей. Возле магазина – капитан и старший сержант сверхсрочной службы. Стоят, разговаривают. Оба на «ты»… поздоровался. Старший сержант и говорит:
– Привет, привет! Ты новый ротный? Хорошо… Я тебе сразу хочу сказать, рота особая – командиры взводов не офицеры, а значит… что значит… Старшина фактически как заместитель командира роты! Короче, взводных надо давить, а старшину, то есть меня, поддерживать и порядок будет.

Я не посчитал нужным обсуждать этакие заковыристые темы возле магазина и предложил зайти в канцелярию роты, когда вступлю в командование.
Бросилась в глаза вопиющая неопрятность старшего сержанта. Помятый какой-то, несвежий…

И ведь пришёл, мало того, ввалился без стука, и сразу к столу. Присел на краешек, повернулся ко мне и стал что-то лопотать.
– А ну встать, товарищ старший сержант! – спокойно, почти не повышая голоса, сказал я. – Выйдите и зайдите, как положено… И доложите!
– Ты что?
– Я не буду дважды повторять… выйдите из канцелярии!

Старший сержант вышел, некоторое время его не было, видимо, оценивал обстановку, затем вошёл и доложил:
– Товарищ лейтенант! Старший сержант Артазеев по вашему приказанию прибыл!
– Я вас не вызывал. Ну а уж коли пришли, так вот что… Немедленно приведите себя в порядок… Брюки не глажены, китель грязный, фуражка… сапоги… Одним словом, даю вам два часа. Придёте и доложите!
Артазеев стоял и хлопал глазами.
– Идите… Два часа! В таком виде я вас к роте больше не допущу!
– Есть! – услышал я в ответ и он удалился.

Привести себя в порядок он, конечно, привел, а если точнее, то пытался привести. Да… В линейных ротах старшины – любо дорого смотреть.
Вообще обстановка в роте была какая-то весьма странная. Дело делалось, караулы заступали ежедневно, сменяя друг-друга. Двухсменка. Обозначалось некоторое подобие занятий. Но что-то маловоенное висело в воздухе.

Какая-то военизированная охрана…
На одном из первых построений я попросил выйти из строй всех, кто имел отношение к духовым инструментам. И надо же, нашлось пять или шесть человек.
Завёл их в канцелярию и велел самим определиться, можно ли составить из этой группы оркестр, самый маленький, чтобы играть военные марши. Сам я мало понимал, какие должны быть трубы. Знал твердо только то, что барабан должен быть… Определились. Я позвонил в клуб части, выяснил, какие инструменты там есть.

Затем позвонил замполиту части, и все вопросы решились в течении получаса.
– После завтра вступаю в должность. И с этого дня несу полную ответственность за караульную службу. После завтра на разводе караулов должен быть марш «Прощание славянки».

Солдаты переглянулись, кто-то попытался выпросить ещё пару дней, но я был неумолим: после завтра!!! Начинать, так уж начинать!!!
– И пока никому ни слова!
Ребята быстро смекнули, что им выпало великое счастье – разводы караулов каждый день, значит, в наряд им не ходить!!! В крайнем случае, дневальными по роте… Ну а это уже не так уж и плохо. Самодеятельность всегда на привилегированном положении. Хорошо ли это, плохо ли, но как же здорово было, когда полусонный городок (так называемая хозяйственная территория) разбудили звуки марша. Маловат оркестр, но ведь и такого не было. А потом всё познается путем сравнения. Заиграй ротный оркестр после полкового, и будет понятно, что слабовато всё, но он здесь был единственный!!!

Всё я расписал оркестрантам – доклад начальнику первого караула дежурному по части… Затем развод караулов, затем прохождение… причём играть велел, пока караулы не скроются за мостом. Им предстояло после прохождения мимо дежурного по части следовать в сторону штаба части и технической территории.
На следующий день даже зрители появились, чуть поодаль, среди сосен.
Армейский дух ворвался в эту войсковую часть, где офицеры уже давно стали слабо понимать, что они ОФИЦЕРЫ!
Оркестр – это хорошо.

фотографии  для этой статьи любезно предоставил   куженкинец  — Сергей Митькин  , за что ему отдельное и огромное -Спасибо !

Николай Шахмагонов  ©   все права защищены