ЖАННА Д АРК (Часть тринадцатая) РЕАБИЛИТАЦИЯ

1450 год. Девятнадцать лет миновало со дня казни Жанны. Столетняя война победоносно окончилась и династия Валуа в лице Карла Седьмого прочно сидит на французском троне.
Всё бы хорошо, но есть одно большое НО.
На престол то Карла возвела ведьма и еретичка. Этот печальный для Карла, но, увы, неумолимый, следует из вступившего в силу приговора суда.
Для христианнейшего из королей ( как величались все французские монархи) ситуация более чем двусмысленная.
Карл это и сам отлично понимал. Да и враги короля не давали ему забыть об этом факте. Вообщем как только заботы о войне спали с его королевских плеч, он решил начать реабилитацию Жанны.

А может ещё и сыграло тут чувство вины, что испытывал Карл по отношению к Жанне. Ведь, как ни крути, а он её предал. Предал человека оказавшего и короне и всей Франции такие услуги, которых никто не оказывал ни до не после.
Ощущал же Карл хоть немного свою вину? Или я слишком хорошо о нём думаю?
Но как бы то ни было, а команду о начале реабилитации он дал. Пока неофициальную ибо для официального хода дел требовалось ходатайство от самого обвинённого или от его представителей.
У Жанны ходатайство получить уже возможным не представлялось, адвокатов у неё сроду не было, поэтому было подготовлено ходатайство на имя короля от матери Жанны, женщины по имени Изабелла Роме.
Отцы-инквизиторы, которые и взялись с большим пылом за следствие по реабилитации Жанны, разыскали эту женщину в Домреми и убедили написать такое ходатайство.
Сама она писать не умела, поэтому ходатайство за неё любезно составили.
Как уже говорилось, именно в этом документе Жанну впервые именуют де Арк.

Там же впервые указано и имя «отца» Жанны. Чтоб не ломать голову, составители ходатайства назвали его Жан де Арк. И прибавили, что он уже давно умер, поэтому ходатайство подписать не может.
Ну умер и умер, царствие ему небесное, решили в Париже, получив ходатайство и указом короля объявили о начале реабилитационной процедуры.
Возглавить это благое дело было поручено Святой инквизиции, находившейся, напомним, полностью в руках доминиканцев.
Собственно план следствия состоял как бы из двух частей. Предполагалось во-первых,по пунктам разобраться с обвинением Жанны во время Руанского процесса, а во вторых собрать сведения о том какую святую и праведную жизнь она вела с самого детства.
Создаются, выражаясь современным языком, две следственные группы одна из которых направляется в Руан, разбираться с судебными документами, а вторая едет прямиком в Домреми, чтоб на месте собрать доказательства о том каким на редкость хорошим ребёнком была Жанна.
Возглавляет эту группу инквизитор брат Риозотти, а в её составе едет и «брат» Жанны, Пьер де Лю. К тому времени он уже почтенный парижский атторней (должность отдалённо похожая на современного прокурора). Странно, но якшание с наглой самозванкой, приключения которой мы описали выше, ничуть не повредило карьере этого пройдохи.

Как видим состав следственной группы подобрался самый беспристрастный и очень заинтересованный в установлении фактов из детства Жанны.
Причём наверняка отцу-инквизитору Риозотти, как доминиканцу, о детстве Жанны известно лучше чем кому бы то ни было. Но эти сведения, очевидно, совсем не подходят для официальной биографии Жанны. Сказано, что она из Домреми, значит, будем искать в Домреми.
Поначалу это сложным не представлялось. Высокая комиссия прибывает в Домреми, в то время захудалую деревушка из пятнадцати дворов, и приступает к работе. Трудности начались прям сразу. Выяснилось, что в этой депрессивной деревне ни одна живая душа не говорит по французски.
Это же Лотарингия. Там в ходу какой то немыслимый немецко-голандский суржик. На французском там заговорят только через несколько веков. А столько времени брат-инквизитор Риозотти ждать не может.
Он предлагает Жану де Лю переводить. Дескать, ты же брат Жанны, значит отсюда родом. Вот и давай, разъясни….
Жан де Лю отказывается, заявляя, что он, как истинный француз и добрый подданный своего короля, давно забыл этот богопротивный язык.
Мысленно пожелав ему, закончит дни на виселице, инквизитор сам приступает к решению проблемы контакта с аборигенами. Решение находится быстро. Оно представляет из себя местного кюре, который, как и все священники, владеет латынью. Брат-инквизитор, разумеется, латынью владеет тоже, поэтому контакт с местными жителями был установлен. Но легче от этого не стало.
Дело в том, что все жители Домреми, от мала до велика, оказались беспробудными пьяницами, вообще, хроническими алкоголиками.
«Они тут все пьяны с рассвета до заката и ни одного дня трезвыми не бывают» донесли до нас архивы удивление брата-инквизитора.
Вообще ситуация повального алкоголизма не такая уж редкость для средневековой Европы. Безалкогольных напитков типа русского кваса или восточного кефира и кумыса, здесь не знают. Питьевая вода ужасна по качеству, источник всяких инфекций и вообще не всегда доступна. А пить то, что то надо. Поэтому хлещут вино, благо винограда много.
Там в Европе, где вода более менее хороша, вино всё таки разбавляют. Получается сок.
Ну, а в Домреми с количеством и качеством воды было очень плохо, поэтому потребляли, и взрослые и дети, вино неразбавленное.
Отсюда вытекла, в прямом и переносном смысле, очередная проблема для следствия. А именно, даже с переводчиком понять, о чём лепечут эти алкаши, не представлялось возможным.
Конечно у Святой Инквизиции в запасе имелась масса средств, чтобы прочистить тут всем мозги вплоть до полного вытрезвления. Однако применять эти средства к односельчанам Божьей посланницы, разумеется, было никак нельзя.
Поэтому отцу Риозотти, выслушивая показания алкоголиков, приходилось только стискивать зубы и уповать на то, что бумага всё стерпит.
Она и терпела. Терпела когда на неё ложились показания старейшины Домреми, некого Жирардена, о том каким радостным и неожиданным событием стало для всей деревни рождение Жанны и какими чудесами оно сопровождалось. В частности он упоминает радугу воссиявшую в небе (напомним, Жанна родилась зимой) и ангельское пение.
Насчёт того, что в Домреми среди зимы видят радугу, а песни ангелов так вообще круглый год слушают, сомневаться не приходилось.
А вот по поводу того, с чего бы это в деревушке о пятнадцать дворов рождение ребёнка вдруг стало неожиданностью для всех, отец-инквизитор всё таки попросил у Жирардена уточнений.
Этот бедолага всё ни мог внятно сей факт разъяснить, он только ангелов отчётливо помнил, поэтому отец Риозотти мягко но настойчиво предположил, может быть мать Девы Изабелла Роме, на период беременности уезжала куда нибудь из деревни.
Жирарден с готовностью согласился с версией инквизитора и был отпущен с Богом. Ко взаимному облегчению сторон, надо полагать.
Далее к допросу привлекли «подруг детства» Жанны: Овьет и Манжет.
Правда, Жанне сейчас было бы всего тридцать с небольшим лет, а её «подругам детства» на момент допроса одной пятьдесят два, другой сорок девять.
Но видать выбор у следствия был уж очень невелик.
Показания этих двух старых алкоголичек изобилуют чудесами, совершёнными Жанной в раннем детстве.
Например, рассказывается о том, что Жанна ребёнком дружила с лесными духами и даже защищала их от церковного гонения.
Это уже не лезло ни в какие реабилитационные ворота. Божья посланница, христианнейшая Дева дружит с нечистой силой!
Однако, по какой то причине отец-инквизитор не выкинул из дела эти дикие показания, а, очевидно с тяжким вздохом, аккуратно подшил их туда, уповая на то, что раз уж решили реабилитировать то реабилитируют несмотря ни на какие показания.
Однако справочку об уровне потребления алкоголя в Домреми, цитату из которой я привёл выше, он к делу тоже приложил. На всякий случай.
Для следствия осталось выяснить совсем пустяк. А именно, с чего это Жанна, выросшая в деревне где никто французского не знает, так прекрасно владела французским языком ?
Почему она не спилась в таком окружении и вообще никогда не употребляла спиртное выяснять не стали. Махнули рукой, ибо это было уж совсем необъяснимо.
А вот насчёт обучения языку зацепка у отца Риозотти появилась. Он начал разрабатывать версию о том, что Жанну обучил французскому бывший кюре
( священник) Домреми.
Кюре этот, хоть уже и не служил, но был ещё жив, несмотря на то, что ему стукнуло недавно восемьдесят.
Прожив всю жизнь в Домреми, он, само собой разумеется, тоже никогда не трезвел. Это следует из его показаний. Он сразу же, на радость отца Риозотти, подтвердил версию инквизиции о том, что обучал Жанну французскому.
Но дальше кюре сильно огорочил отца-инквизитора, заявив, что Жанну то он помнит прекрасно, а вот мать её Изабеллу Роми не помнит вовсе. Это действительно бред ибо Изабелла Роми, как раз, вне всякого сомнения, действительно коренная жительница Домреми.
Несколько раз отец Риозотти настойчиво пытается вернуть старого кюре, хоть частично, на рельсы разума, но тот держится как партизан на допросе. Знать он не знает никакой Изабеллы Роми и всё тут.
Старого алкаша отпускают и решают, что пора с детством Жанны завязывать. Тем более, что с грехом пополам, кое, что наскрести удалось. А какие ещё показания могут взбрести в голову местным жителям, учитывая , что белая горячка тут не редкость, лучше не предполагать.
А вот в Руане, другая следственная группа, столкнулась с фактом похлеще, чем туманные воспоминания лотарингских алкоголиков. Дело в том, что разбирая судебное дело Жанны, комиссия не обнаружила в нём…смертного приговора. И вообще никакого приговора Жанне в её деле не было.
Это большой сюрприз и большая загадка, а Псы Господни крайне не любят сюрпризы и загадки, которые устраивают не они, а им.
Дана команда и во всех концах Франции начинают разыскивать и «мести» тех, кто принимал хоть малейшее , хоть косвенной участие в суде над Жанной.
Их свозят в Париж, где Псы Господни в своих уютных, хоть и несколько прохладных подвалах уже разводят гостеприимные костерки, греют помаленьку железо, проверяют, хорошо ли смазаны блоки на дыбе. Готовятся.
Ибо куда делся приговор Жанны они решили выяснить быстро и любой ценой.